В первый раз, когда мы были на пожарах за озером Карась, меня поразила тишина. Ночью, под утро, и в рассвет не пели в лесу птицы, хотя за минерализованной полосой-просекой лес был зеленым. Эта просека, которую мы охраняли, была границей между живым лесом и мертвым миром черных скрюченных трупов-деревьев, которые падали сразу, пластом, с выгоревших корней. Даже водка с устатку здесь не шла и не брала…
Случилось побывать еще раз на пожарах, но в других местах и с другой группой. Отработав, мы задремали. Дежурный следил за ситуацией. К утру, едва забрезжил рассвет, пошел я в зеленый лес на нашей стороне по малой надобности, ну, и воздухом подышать, благо ветерок был не с пожарища. Шел я низинкой, по клюквенному болотцу, которое вдруг стало вначале сырым (это по нынешнему-то лету-суховею…), а потом превратилось в русло ручья ли, речушки. Русло это стало небольшим проточным озерцом, в котором била и плескала какая-то серебристая рыбешка. Да это же уклейка!.. И притом, не самая мелкая. Пожары-пожарами, но воду увидел и рыбу, пусть не трофейную, а сердце заныло… На рыбалку бы…
И тут приходит простая мысль: все же есть, и снасть и насадка. Вернувшись к лагерю, копаюсь в своем камуфляжном рюкзаке. Амуниция – рыбацкая, должны быть в рюкзаке какие-то припасы. И точно: нахожу в одном из кармашков баночку с крючками, грузилами и легкими поплавками. Возвращаюсь к озерцу, срезаю сухой прут и быстро сооружаю примитивную удочку. Насадка в кармане. Даже два вида насадки: черный хлеб и ломоть каравая вкуснейшего белого хлеба домашней выпечки. Насаживаю катышек именно этого белого хлеба, пахнущего ванилином. Самодельный поплавочек из прессованного пенопласта медленно движется по зеркальной воде, останавливается у листа кувшинки и… начинает плясать на поверхности озерца, а потом косо уходит вглубь. Подсечка!.. На леске бьется серебристая рыбка-пружинка. Точно, уклейка… жирненькая, аж, просвечивает… Рыбки жадно хватали насадку, и я быстро надергал десятка два таких уклеек. А потом заторопился обратно. Все же не на рыбалке нахожусь…
Вернувшись, я торжественно вывалил рыбок из пакета на траву.
— Вот, рыбу есть будем.
Сонные товарищи в скепсисе.
— Э-э, чего тут есть-то? Килька какая-то. Даже к пиву не пошла бы. Тем более, ее не поджаришь и не сваришь тут.
— А вот сейчас увидим. Только потом не просите.
Выпотрошив и натерев уклеек солью, я пошел в глубь леса, на черную половину, так сказать. Тут еще дымились и вспыхивали участки леса. И костра не надо разжигать…хотел сказать – благо… ибо костров и так хватает окрест… Выбрав алеющий углями и дымящийся пенек то ли ольхи, то ли липы, делаю над ним навес из свежих прутьев. Каркас сооружения опирается на рогульки, а все остальное – рядки прутьев, на которые я выкладываю подсоленную уклейку.
Время от времени меняю прутья под рыбой, начинающие дымить и схватываться огнем. И через полчаса-час несу рыбу к столу.
— Пиво доставай!
— Это что, та рыба?! – удивляются чайники.
— Нет, в город сходил, купил копчененькой… Наливай.
Да, человек везде может жить и находить отдохновение души в самом гнусном месте. А рыболов – тем более…
